Одно «возьми» лучше двух «я отдам».
И тут она заревела. Совсем нервы сдали. "Как ужасно, как ужасно
быть такой! Сначала в детстве не понимаешь, я любила драться с мальчишками,
гордилась собой... А потом, лет в шесть, особенно в школе, уже чувствуешь: с
тобой меньше играют, меньше зовут, как-то все радости тебе достаются во
вторую очередь... Учительница ласкова, справедлива, и от этого
несправедливость других еще больнее, а внутри уже поселилась
неполноценность, горе второсортности, комплекс милостыни - что все хорошее,
выпадающее тебе - это не от сердца дают, а по обязанности, подчеркивая
справедливость, и уже кажется, что это не заслуженно, а из милости, и надо
усиленно благодарить кого-то... Но в восемь лет это только смутные чувства,
а потом начинаешь понимать, происходит страшное - когда другие хорошеют,
превращаются в девушек, а ты... в классе появляется напряженность между
девочками и мальчиками, и когда дразнят или даже бьют - в этом какой-то
дополнительный смысл, стыдный и счастливый... А ты в стороне, сама
вступишься за кого-нибудь - накостыляют тебе, а даже лупят совсем не так,
как красивую, равнодушно и больно лупят - без интереса. И лето, и
физкультура, все украдкой разглядывают и оценивают друг друга, сравнивают...
красивые так беспечны, веселы, уверенны,- з н а ч и т ел ь н ы, уже ходят на
танцы; и начинаешь реветь ночами в подушку, и не жизнь раскрывается впереди,
а черная истина... бьешь себя в ненависти по лицу, до одури смотришь в
зеркало: чуть лучше? выправляется!!! вдруг нравишься себе: ничего, кое-чего
стою, даже мила,- но обман смывается безнадежной тоской: мерзкий лягушонок,
доска... Семнадцать лет, все веселятся, у кого-нибудь вечером с тобой тоже
танцуют и шутят, так чудесно, да никто не проводит, не ходит с тобой. На
праздник не позвали, делаешь вид, что и не знаешь о собирающейся компании, а
внутри все дрожит, до самого конца надеешься - спохватятся, позвонят... и
весь праздничный день сидишь у телефона: сейчас извинятся, пригласят...-
нет.
Возьмет с собой красивая подруга - так ведь для удобства, из приличия,
ты ей не соперница. И знаешь это - а все равно идешь, потому что жить
хочется, радости, любви, вечно одна, а позвали мальчики - так это не тебя
позвали, а чтоб ты ее с собой привела, красивую.
И посмотрит на тебя только такой же урод, как ты сама. И не потому, что
нравишься,- на других, покрасивее, он смотреть боится, не надеется; а ты -
что ж, ему под стать, два сапога пара, уж лучше с такой, чем ни с какой, с
кем же тебе, мол, быть, как не с ним... и такая к нему ненависть и
презрение, что ногой бы раздавила, как червяка...
Выходят замуж, белые платья, поздравляешь их, красивых, счастливых,
целуешься, а внутри как маятник: то плачешь, так их любишь и счастья желаешь
- будьте счастливы и за себя, и за всех неудачниц,- а то позавидуешь такой
черной завистью - взглядом убила бы, и сердце болит, как бритвой пополам
режут.
А иногда махнешь: гори все огнем, один раз живем, что ж за монашество,
давай во все тяжкие, как сумеем - так повеселимся... да после самой
противно. И смотришь волком, и ходишь каракатицей, ладно еще, что не я одна
такая: соберемся вместе и проводим время как можем, здесь мы друзья-товарищи
по судьбе и несчастью, и ничего, живем не хуже других: и одеваемся, и в
театр ходим, и в отпуск ездим...
Я уже привыкла, смирилась: ну, одинокая, ну, мало ли таких... не
инвалид - и то счастье. А тут вы... эти надежды... прикажете - я в огонь
пойду, в прорубь брошусь!..- прожить один год - год бы! красивой и молодой -
ничего за это счастье отдать не жаль..."